Автор: Нина Башкирова
Много ли мы знаем врачей, которые достигая профессиональных высот, остаются чуткими к пациентам, понимающими их состояние. А в онкологии это особенно важно. И Рашида Вахидовна - именно такой доктор. Мы продолжаем беседовать с главным специалистом Санкт-Петербургского городского онкологического диспансера, д.м.н., профессором Рашидой Орловой о ее профессиональном пути, учителях, которые помогли ей стать прекрасным врачом, и учениках, которым она передает свой уникальный опыт.
Часть вторая
Я выздоравливала и умирала с каждым больным
Время шло, подрастала дочка, а работа отнимала все больше времени и сил, после ночных дежурств доктор оставалась работать на отделении и попадала домой только к вечеру, засыпая в электричке. И тут услышала, что открылось терапевтическое отделение в институте онкологии в Песочном, который находился совсем близко от дома. И перешла работать туда, хотя никогда не занималась онкологией и даже не представляла, что может в этой области сделать терапевт.
- Об онкологии я ничего не знала. А самое главное, кафедра онкологии была, наверное, единственной в институте, которая прошла мимо моего сознания. Ничего не запомнилось и ничего не отложилось, кроме какой-то неизбежности в диагнозе. Я училась заниматься болезнями в других областях - кардиологии, эндокринологии, терапии – там больных можно было лечить, а тут что? И я пришла в онкологию как терапевт. Но почти сразу поняла, что от моего заключения ничего не зависит – я просто должна подготовить человека к операции как кардиолог или как терапевт и мое заключение для пациента не приоритетно! Для него важным является получение противоопухолевого лечения, какое бы оно сложным и опасным не было. Поэтому после активной экстренной работы в терапевтической клинике здесь я стала просто консультантом – терапевтом, констатирующим состояние. И я поняла, что сделала большую ошибку – мне стало неинтересно.
Александр Алексеевич Редько, когда я уходила из больницы, сказал: если захотите, возвращайтесь. Но я стала в институте онкологии искать себе применение: вечерами ходила в отделение высокодозной химиотерапии и трансплантации костного мозга к Афанасьеву Борису Владимировичу. Это сейчас стволовые клетки получают методом сепарции из крови, а тогда их старались выделить из костного мозга подвздошной кости и это было прямо по мне – «вытащить» их и вырастить в инкубаторе (смеется). Но работать на этом отделении мне так и не удалось. И только через много лет я вернулась к высокодозной терапии, но уже в другом качестве.
В НИИ онкологии им. Петрова, с профессором Пайкиным М.Д. и коллегами
Наконец, через год работы заведующий терапевтического отделения Пайкин Марк Давыдович, видя мои метания, человек невероятно обаятельный и очень тонкий, понял, что мне надо быть активной, как врачу, и отвел меня на отделение химиотерапии к своему другу, профессору Гершановичу Михаилу Лазаревичу. Когда туда пришла работать, вообще не понимала, чем я буду заниматься. Какие-то аббревиатуры схем, препаратов, рекомендации и стандарты лечения и обследования, которые меняются каждый месяц: сегодня одно лечение, а завтра по результатам исследований - другое. Все динамично, читать надо каждый день, иначе все упустишь.
Но мне опять повезло! Коллектив, в который я попала, был особенный: там работали врачи, умудренные опытом, врачи, которые стояли у истоков химиотерапии злокачественных опухолей, врачи, которые одни из первых в стране вводили больным цитостатики! И была молодежь, которая уже научилась у них или которая только учится. О работе и о людях на этом отделении нужно писать отдельную книгу! Но могу сказать, что, наверное, два человека стали для меня основными в моем становление как химиотерапевта: Михаил Лазаревич Гершанович, который научил меня не только азам нашей профессии, но, самое главное - интуиции, умению вычленить важное, способности разговаривать с больным так, как ему комфортно. Вот так понять больного с первого взгляда и говорить с ним как со знакомым мог только Гершанович!
С профессором Владимиром Моисеенко
А другой человек, очень много сделавший для моего профессионального становления, как клинического онколога - это Владимир Михайлович Моисеенко. Я сразу поняла, что без клинического мышления в онкологии невозможно работать, и то, чему научила меня на 6 курсе кафедра факультетской терапии профессора Ардаматского, вдруг пригодилось так, как будто ключ подошел к замку. Но развить это мышление в онкологии меня научил Владимир Михайлович. Все мои базовые знания, научные и практические подходы в моей профессии - безусловно заслуга этого человека. Я там расцвела так, что даже не хотела уходить в отпуск. Лет 10-15 отдыхала только по две недели. Я не могла уйти надолго от своей работы, от больных. С каждым больным я выздоравливала и умирала. Я жила в этом во всем. И мне кажется, что я второго ребенка не родила, потому что работа занимала всю мою жизнь.
И в один прекрасный момент, когда я уже стала доктором наук, профессором кафедры, я послушала лекцию психолога о профессиональном выгорании и поняла, что «выгораю», что мне тяжело, что у меня нет своей личной жизни, я живу только проблемами своих больных, а ни дочерью, ни мужем, ни друзьями. И я поняла, что неправильно к этому отношусь и надо что-то поменять. Я много работала с психологом и пересмотрела какие-то вещи. Это пошло на пользу не только мне, но и моим больным. Я сейчас точно так же не дистанцируюсь от проблем пациентов, а просто поменяла свою позицию.
Я настолько полюбила эту работу и онкологических больных, вообще все, что касается онкологии, которая сейчас находится на передовом крае науки, что считаю, интереснее онкологии нет ничего в медицине! Это самая интересная специальность. В ней заключается все – психология, морфология, генетика, терапия, хирургия, рентгенология, нейрохирургия…… Вот я хотела быть судмедэкспертом - можно смотреть морфологические стекла (смеется), хотела быть нейрохирургом - пожалуйста, мы нередко сталкиваемся с опухолями головного мозга, метастазами в головной мозг. Здесь ты смотришь и неврологических больных, и больных после нейрохирургических операций. Только что сама не оперируешь, но думаешь и анализируешь. Мне кажется, что онкология самая интересная и очень перспективная наука, потому что она охватывает всю медицину от начала до конца.
Онкология не прощает ошибок
Мы привыкли относится к терапевту, как врачу, который выписывает рецепты и направляет к другим специалистам. В онкологии совсем по-другому. От терапевта зависит все! От его знаний, интуиции, опыта, принятого решения зависит весь ход сложнейшего лечения и жизнь больного. При этом для самого терапевта каждый пациент – сложная загадка, которую надо правильно разгадать и тогда успех обеспечен.
- Онкология – очень тонкая специальность. Я вам покажу фотографию – эта женщина пришла с огромной опухолью молочной железы, которую «выращивала» почти год. Она обратилась к врачам тогда, когда опухоль стала изъязвляться и кровоточить. Ее не лечили, говорили, что она пришла очень поздно. А к нам она попала случайно – ее направили «на всякий случай» проконсультироваться. Мы ее обследовали, при таком большом размере опухоли у нее не оказалось отдаленных метастазов. Это очень важно, если опухоль существует больше года, изъязвляется, а метастазов нет - значит можно сделать вывод, что опухоль не агрессивна. Мы сделали морфологические анализы и у нее подтвердился рак молочной железы, но биологически самый не агрессивный тип с медленным ростом. Опухоль хирурги удалили, потом радиотерапевты облучили послеоперационную зону, а мы назначили 1 таблетку гормонотерапии и она, думаю, будет жить долго.
А еще одна пациентка со своей историей болезни попала даже в мою докторскую диссертацию. Это было лет 20 назад. Эту женщину показали мне совершенно случайно, и у нее тоже была огромная опухоль. К ней в гости приехал сын из Хабаровска, увидел маму в таком состоянии и привез ее к нам. А у нее уже анемия, гемоглобин 62. Мы все понимали, что уже ничего сделать невозможно, но отказать женщине было трудно. И меня попросили: «Может посмотрите ее все-таки?» Я смотрю и вижу огромную опухоль, к которой пациентка уже приспособилась – сделала дырку в халате, сверху нашила кармашек. Я спрашиваю, сколько вы с ней ходите? Она говорит - восемь лет! И мы ее взяли, прокапали, подняли гемоглобин, попытались сделать химиотерапию, но ничего не получилось – такой массив разве можно разрушить? Тем более это было давно, возможности лекарственной терапии были небольшие. И вот наши хирурги согласились ее прооперировать – она жива до сих пор!
Нет ни одного одинакового организма и одинаковой опухоли. Но мы сегодня в большинстве случаев можем понять, что делать и как делать. И разбираться в этом надо врачу- онкологу. В хирургии разрезал и посмотрел (как говорил профессор Ардаматский!). А у тебя есть только результаты разных исследований. Некоторые больные мне говорят: «Рашида Вахидовна, вы как в карты тару гадаете» (смеется). А я смотрю на все эти цифры и начинаю думать. А когда попадаю в точку и все получается – это такое удовлетворение!
Заведующая кафедрой онкологии Санкт-петербургского государственного университета Рашида Орлова своим энтузиазмом и любовью к профессии «заражает» и студентов. И хоть сегодня много говорят о том, что молодежь стала слишком прагматична и думает только о деньгах, ученики профессора так же, как и она, уже готовы отдавать себя работе без остатка.
- У меня сейчас есть ученик, молодой доктор, он учился у меня в университете, потом пришел ко мне в ординатуру, сейчас в аспирантуру. Я смотрю как он работает и вижу себя в нем - постоянная учеба по ночам, а днем целый день с больными. Я ему говорю, ну нельзя так отдаваться работе! Но он не сможет сейчас стать другим, ему надо пройти тот же путь, что прошла я.
Глядя на своих студентов, я вижу, из кого получится настоящий онколог, а из кого нет. Нет, конечно, они все будут хорошими специалистами, но большинство - исполнителями, а суперклассными врачами, лидерами – станут единицы. А в онкологии другого класса быть не может, здесь должен быть только высший уровень, потому что онкология не прощает ошибок.
Онкологи - это люди, которые должны постоянно учиться независимо от возраста, они должны быть образованными, физически крепкими, уметь сострадать, обладать хорошей памятью. Я до сих пор стараюсь минимум десять тысяч шагов в день проходить. Я иногда из диспансера не выхожу, а выползаю и если бы у меня не было физической активности, если бы я не создала для себя такие условия, когда в субботу-воскресенье я могу отдыхать, ходить в бассейн, в театр, общаться со своими друзьями, внуками, потому что дети – это самый мощный вид реабилитации - я не знаю, как бы я работала.
Я иногда спрашиваю своих учеников: когда вы были в театре, что вы читали из немедицинской литературы? Онколог должен быть разносторонним человеком, иначе он не поймет больных и эту болезнь. Есть такая книга, она называется «Царь всех болезней. Биография рака», автор Сиддхартх Мукерджи удостоился за нее Пулитцеровской премии. Я советую ее прочитать всем людям, чтобы понимать, что такое онкология.